24 глава. Похороны
Последнее, что я еще помнила перед тем как окончательно погрузиться в пьяный тревожный сон: это мутно-серая полоска света, забрезжившего на горизонте за темным окном. Светало. Оказывается, мы просидели до самого утра.
Уснула я в комнате Эдварда: несмотря на то, что дышать здесь было практически невозможно, парни за ночь извели несколько пачек сигарет, тем не менее, задымленное помещение никто и не думал проветривать. Наверно, мы не обращали внимания на удушливый туман по тем же соображениям, что и не включали свет: просто-напросто не видели такой необходимости.
Как только я открыла глаза и сделала первый осознанный вдох, в горле немилосердно запершило, а саднящую грудь словно бы сдавило тисками. Вчерашняя истерика и последующее пьянство не прошли бесследно.
В голове кружились неясные мрачные образы, бывшие скорее запечатленными в памяти эмоциями, нежели четкими и конкретными воспоминаниями.
И боль. Она и не думала никуда уходить. Чуть стихла под утро, вместе со мной погрузившись в легкую дрему, но молниеносно нанесла новый удар, стоило только мне вернуться к действительности.
Эдвард лежал рядом, спиной ко мне. По всей видимости, спал.
Боясь его потревожить, я осторожно поднялась с постели, и без особого интереса оглядела комнату.
Явно, здесь навели порядок мои подруги. Все пустые бутылки были убраны, сверкавшая чистотой пепельница стояла на тщательно протертом журнальном столике, окно чуть приоткрыто, отчего в помещении было довольно холодно, но, по крайней мере, свежо. Въедливый запах табака почти выветрился, и было не так важно, что мои голые ступни ужасно мерзли из-за гулявшего в комнате сквозняка.
Очевидно, кто-то вчера перенес меня с пола на кровать, и даже снял обувь и носки.
Я прошлепала босиком до ванной комнаты, и, тихонько прикрыв дверь за собой, с отвращением посмотрела на себя в зеркало. Так ужасно я не выглядела уже давно. Хотя какая теперь разница? В жизни случаются вещи и страшнее, чем растрепанные волосы и залегшие под красными опухшими глазами синяки.
Ополоснув лицо и с жадностью отпив прямо из-под крана холодной воды, я выдавила немного зубной пасты на палец и кое-как почистила зубы. О том, чтобы принять душ у Эдварда, естественно, не могло быть и речи. Поэтому, недолго и абсолютно бессмысленно постояв у зеркала, я вернулась в спальню.
Каллен уже не спал, безучастно рассматривая ничем не примечательную дверь ванной комнаты. Точнее, теперь, когда я вошла в спальню, он смотрел непосредственно на меня. Но вряд ли хоть на сотую долю с большим интересом, чем на голую стену, или на ту самую идиотскую дверь.
Сердце неровно дернулось и подскочило куда-то к горлу, мешая дышать и думать. Ни у кого сейчас не повернулся бы язык назвать Эдварда самоуверенным гаденышем или еще кем-то подобным. Передо мной лежал сломленный и совершенно потерявшийся мальчишка, в глазах которого в данный момент была сосредоточена мировая скорбь.
- Привет, - почти прошептала я, опуская глаза. Смотреть на него не было сил.
Он ничего не ответил.
- Я принесу кофе… и что-нибудь поесть.
Его напряженное молчание заставляло меня нервничать и мучиться еще сильнее. Хотелось все бросить и умчаться прочь. Спрятаться, изнывая от собственного малодушия. Желательно - на другом конце света. Лишь бы не видеть этих мертвых, но по-прежнему красивых глаз.
- Лучше коньяка.
Я уже подходила к входной двери, когда он еле слышно и неестественно хрипло произнес эти слова.
- Нельзя, - покачала я головой, обернувшись.
Мне было страшно. Я не знала, как следует обращаться с этим незнакомым и непредсказуемым человеком, в которого превратился привычный и какой-то даже родной Каллен. Все, что я умела - это сыпать колкостями, выводить его из себя, злиться…
Я не была создана для нормального человеческого общения, и сейчас горько сожалела об этом. Кто-то другой, более сведущий в данном вопросе, скорее всего, подобрал бы нужные слова, смог бы утешить, расшевелить парня. Я же чувствовала себя абсолютно беспомощной перед лицом его боли, неспособная справиться с собственной тяжестью на душе.
- Нам сегодня к Льюису еще идти, - неуверенно пояснила я. – Нас и к психологу могут отправить. Готовься.
Он снова промолчал, и я, тяжело вздохнув в который уже раз, покинула комнату…
В школе творилось что-то невообразимое. Кажется, Калленам в такой, и без того сложный период жизни, придется дорого заплатить за свою популярность. Причем, платить они, скорее всего, будут своими измотанными нервами.
Тут и там мелькали любопытные и обеспокоенные лица студентов. Даже за мной тянулся длинный шлейф из тихих перешептываний и многозначительных переглядываний.
И самым страшным было то, что я ничего не могла с этим поделать.
Сходив в столовую за кофе и булочками, и вернувшись в спальню Эдварда, я застала там какую-то незнакомую девицу, бормочущую что-то невнятное и сбивчивое Каллену. Парень при этом выглядел по-настоящему взбешенным и настолько злым, что я даже немного испугалась за здоровье этой юной идиотки.
Быстренько вытолкав нахалку взашей, я заперла дверь на замок, и, недолго думая, расположилась на кровати рядом с Эдвардом, поставив между нами поднос с едой.
Завтракали все в той же угнетающей тишине. Что сказать, я не знала. Поэтому с преувеличенным усердием уплетала сдобные булочки, словно бы голодала до этого, как минимум, неделю.
В дверь постоянно стучались, но мы упорно делали вид, что ничего не слышим. Или же Каллен и вправду не слышал – я не могла сказать с уверенностью. Он снова погрузился в то безнадежное оцепенение, вытащить из которого его не представлялось возможным.
Во мне же что-то начало оживать. Возможно, потому что при взгляде на осунувшегося Каллена, я отчетливо понимала, что сейчас не имею право на слабость. Не в этот раз.
В моем сознании начали зарождаться вопросы. Страшные. Сокрушительно неправильные, но, безусловно, актуальные, как никогда.
При каких обстоятельствах умер Карлайл? Что послужило причиной катастрофы? Кто возьмет опеку над Калленами? Что будет с ними и со мной?..
И, в конце концов, как теперь выяснить подробности расследования, проводимого Чарли, и послужившего причиной гибели моей семьи?
Последний вопрос был мне особенно отвратителен. Будто бы я рассматривала Карлайла, как своего рода ключ к информации.
Но ведь это было не так. Я любила его. Его невозможно было не любить. Он был ярким, неординарным человеком со своими достоинствами и недостатками. Он был…
«Был»…
Был. Была. Были.
Ненавижу эти слова.
Как гвозди, забиваемые в гроб.
Или в мое, пока еще бьющееся сердце.
Часов в двенадцать пришли Элис и Роуз. Сонные, не выспавшиеся, с такими же красными и заплаканными глазами, как у меня. Розали держалась молодцом: она даже улыбнулась мне, когда я встретила их на пороге. У Брэндон же вышло нечто, больше напоминающее гримасу боли.
Через полчаса к нам присоединились Эммет и Джаспер. О том, как выглядели они, лучше и вовсе не упоминать. Могу только сказать, что даже у Хэйл не хватило духу улыбнуться им.
Ни у кого почему-то не вызывала удивления или раздражения эта новоприобретенная привычка собираться всем вместе в комнате Эдварда, и просто молчать. Наверное, так было легче. Каждому из нас.
Однако наш траур не мог длиться вечно. Жизнь за стенами нашей маленькой обители скорби, бессердечная к чужому горю, не останавливалась, продолжала идти своим чередом, и мы могли попросту опоздать, не успеть сделать что-то нужное и значимое...
И первым делом нам пришлось идти к директору. По жилому кампусу, через школьный парк, по коридорам административного корпуса - невозможно длинный путь под пристальными взглядами студентов.
То спокойствие, с которым такое положение вещей воспринимали парни, совершенно не поддавалось, на мой взгляд, логическому объяснению. Если уж я, оказавшись поблизости от эпицентра трагедии, чувствовала себя, как зверь в зоопарке, выставленный напоказ, то, что же должны были испытывать парни, на каждом шагу сталкивающиеся с откровенной наглостью однокурсников?
Но они словно бы и не замечали тех жадных взглядов, что бросали на них эти шакалы, жаждущие подробностей… мечтающие насладиться чужим несчастьем.
Я не говорю, что абсолютно все школьники вели себя именно так. Нет. Были и приятные исключения – девушки и парни, которые просто обходили нас стороной. Позволяли пройти мимо, не заставляя нас чувствовать себя героями какого-нибудь долбаного реалити-шоу. К несчастью, таких понимающих людей было намного меньше, чем страждущих хлеба и зрелищ.
Элис и Розали остались в кампусе. Из-за этого я чувствовала себя еще более уязвимой, когда наталкивалась на оценивающие, или попросту неприязненные взгляды разнообразных девиц, заметивших меня в компании парней. Но я терпела. Потому что рядом были Каллены. И им было намного труднее, чем мне…
В кабинете директора, кроме самого мистера Льюиса, нас поджидала незнакомая дама внушительной комплекции и весьма грозного вида: рыжие, явно крашеные волосы; ярко-алая помада на тонких губах; щедро нарумяненные обвисшие щеки; маленькие круглые глазки, неопределенный цвет которых в равной степени можно было посчитать серым, голубым, зеленым. Слегка выпученные и почти лишенные ресниц - они придавали ей сходство с упитанной рыбиной. Такое забавное сравнение, возможно, рассмешило бы меня неделей раньше. Однако сейчас мне было не до шуток.
На первый взгляд, даме было около пятидесяти-шестидесяти. Но тут я могла и ошибиться, так как хорошенько рассмотреть эту женщину мне не позволил Эдвард, заметно подобравшийся при одном только взгляде на нее. Стоило нам вступить в помещение, он достаточно грубо отодвинул меня назад, заслонив спиной от директора и неприятной незнакомки.
Понять, зачем он совершил этот странный маневр, я так и не успела: заговорил директор, и мне пришлось сосредоточиться на его словах. Как ни странно, но сесть нам так и не предложили.
Разумеется, Льюис выражал соболезнования. Долго. Мучительно. И, как мне казалось, совершенно неискренне.
Затем он что-то вдохновенно бубнил о том, что «Школа не оставит вас в беде и поможет пережить трагедию»…
Эту часть его монолога я предпочла пропустить мимо ушей, погрузившись в собственные мысли. Судя по отсутствующему выражению лиц Калленов, они тоже были где-то в другом месте.
Меня весьма поразил тот факт, что неизвестная дама так и не была нам представлена. Впрочем, как и мы ей. Она просто стояла позади директорского кресла, внимательно наблюдая за каждым нашим движением.
Сначала я приняла ее за долбаного психолога, встречу с которым сама же и сулила этим утром Эдварду. Но уж больно эта женщина казалась заинтересованной даже для душеведа: молчала, прожигая нас взглядом. Будто бы наблюдала за интереснейшим цирковым номером диких зверей, втайне надеясь, что нерадивого дрессировщика, или, на худой конец, кого-то из зрителей сожрет-таки разъяренный тигр.
- Мы уже связались с вашей двоюродной тетей, - Льюис наконец-то перешел к той части беседы, которая меня волновала. – Она будет назначена вашим опекуном, как только будут улажены все дела с завещанием мистера Каллена.
Вот так вот. Двоюродная тетя. Почему же я раньше о ней не знала? Ни разу не слышала ни от кого из Калленов о какой-то там тете.
- Мисс Свон, полагаю, тоже достанется миссис Джулии Китон? – рыжая незнакомка впервые заговорила, обращаясь исключительно к мистеру Льюису.
Признаться честно, мне жутко не понравилось слово «достанется», употребленное по отношению ко мне. Я же не вещь, в конце концов.
- Этот вопрос еще не решен, - пожал широкими плечами директор. – Все станет ясно после оглашения завещания. Боюсь, что миссис Китон может не пойти на этот… шаг. Все-таки мисс Свон для нее чужой ребенок.
- Мы ей тоже не родные, - Эммет хмурился. – Мы и видели-то ее два раза в жизни.
- Но она ваша ближайшая родственница, - голос у дамы был слишком высоким и каким-то скрипучим. С каждой секундой, проведенной в ее обществе, она нравилась мне все меньше и меньше.
- Карлайл бы не оставил Беллу без поддержки, - уверенно проговорил Джаспер. – Она значила для него не меньше, чем мы.
- Мы сможем убедиться в этом после оглашения завещания, - спокойно отозвался мистер Льюис. – А пока вы все под опекой школы. Не волнуйтесь, мы о вас позаботимся.
Меня пробрала дрожь от явной насмешки, проскользнувшей в глазах директора при этих словах.
Что бы Льюис сейчас ни говорил, но я абсолютно точно знала: мы остались совершенно одни. В целом мире. Я, Каллены и мои подруги. И справляться со всем нам тоже придется самостоятельно. С болью. Со страхом. С проблемами. И помощи неоткуда было ждать. Тем более мне.
Что станет со мной, если Карлайл не успел предусмотреть все? Что, если моя судьба теперь зависит от таких равнодушных людей, как подозрительный мистер Льюис и эта странная незнакомка? Оказаться на попечении государства… Я так этого боялась. И, кажется, не зря.
- Но вы ведь не отчислите ее? – Эдвард, больше напоминавший бледную тень себя самого, взглянул на директора исподлобья: – Если с завещанием что-то будет не так, и тех денег, что оставили ее родители, не хватит на оплату обучения?
Сама я не могла вымолвить и слова. Страшная неопределенность, заменившая собой всё мое будущее, страшила намного сильнее, нежели полусгнившие девицы, гуляющие по школе и моим снам. Если меня выгонят… Если меня отдадут в детдом, или в чужую семью… Я никогда не узнаю правду о смерти своих родителей. Я никогда не распутаю жуткий клубок загадок, сплетенный в стенах этой древней школы много лет назад. Я… я никогда больше не увижу Калленов и подруг. По крайней мере, до собственного совершеннолетия.
Нет, я категорически не хотела покидать «Регби».
- Мистер Каллен, - Льюис тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как тяжело ему говорить на эту тему, - давайте будем решать проблемы по мере их возникновения.
- То есть вы ее все же отчислите? – на лице Эдварда заходили желваки, а голос зазвучал угрожающе низко.
Он злился. Не столько на то, что меня могут выгнать из школы (хотя, возможно, и данный фактор сыграл здесь не последнюю роль), сколько просто на всё вокруг, до чего только мог дотянуться. Он ненавидел весь мир.
Я очень боялась, что сейчас он просто высвободит свой гнев, скопившийся за последние дни. И не будет иметь никакого значения, кто перед ним: однокурсник, брат, подруга или директор школы. Он просто выплеснет свою боль, тем самым заполучив явно больше проблем, чем сможет вынести.
- Это не так важно, - пробормотала я, ухватив Каллена за рукав и потянув на себя, – все в порядке.
Колючий взгляд незнакомки скользнул по моей руке, и застрял на пальцах, крепко сжимающих плотную ткань форменной рубашки Каллена.
Меня словно обдало холодом. Я отдернула ладонь и чуть отодвинулась от Эдварда.
- Похороны мистера Каллена состоятся послезавтра, - выдержав короткую паузу, продолжил мистер Льюис, как будто бы и не заметивший вопроса Эдварда. – Разумеется, вам будет разрешено покинуть школу на это время. Миссис Китон прибудет в Регби в тот же день, чтобы сопроводить вас. После похорон вам будет позволено ознакомиться с завещанием. Нотариус в данный момент подготавливает нужные бумаги.
Бумаги...
Вот и все, что осталось от Карлайла. Миллионы фунтов стерлингов, пара домов в престижных районах Лондона и… недолюбленные дети. Осиротевшие, потерянные, несчастные.
- Я ничего не забыл? – мистер Льюис повернулся к даме и вопросительно вскинул брови. Та отрицательно покачала головой, и мужчина снова перевел взгляд на нас: – Тогда вы можете идти.
Не сговариваясь, мы синхронно кивнули, и так быстро, как могли, покинули ненавистный кабинет…
- Эдвард…
- Оставь его, - Джаспер схватил меня за руку, когда я сделала шаг к бушевавшему в своей спальне Эдварду.
Он все-таки сорвался.
Мне стоило предугадать такой поворот событий. Все говорило о том, что это должно было произойти: его мрачное молчание, сопровождавшее наш путь сюда; побелевшие, плотно сжатые губы; пылающие злостью глаза…
Но он не стал, как я опасалась, срывать свой гнев на людях. Нет.
Продолжая упорно молчать, и, не обращая ни на кого внимания, он самозабвенно крушил свою комнату. Кажется, он задался целью разрушить абсолютно все: безжалостно сдернутый со стены телевизор был запущен в деревянный журнальный столик, который, не выдержав такого обращения, мгновенно развалился на части; шторы, сорванные с карниза, безобразной кучей валялись на осколках зеркала, выбитого из дверцы шкафа…
Эдвард рвал, метал, разбивал, безвозвратно уничтожая не только окружение. Он методично наносил удары по моему сердцу.
Я не могла смотреть, как он буквально сходит с ума. Я была в ужасе. Я не понимала. Я хотела его остановить.
Но Джаспер и Эммет удерживали меня, а Роуз и Элис в замешательстве замерли у входной двери. Через пару минут они и вовсе убрались из комнаты.
- Эдвард! Пожалуйста! – все, что мне оставалось – это молить его прекратить это безумство.
Каллен продолжал громить комнату. Бессмысленно. Бесцельно. Ну, зачем? Ради всего святого, чем это нам поможет?! Чем это поможет ему?!
- Свон, он тебя не слышит, - Эммет тяжело вздохнул. – Просто дай ему выпустить все это дерьмо.
Руки Эдварда были в крови: результат разбитого одним точным ударом зеркала. Взгляд безумный. Черты лица будто бы заострились, стали грубее, жестче. Я его не узнавала. Я боялась его. И не могла этого больше выносить.
- Каллен, черт тебя подери! Хватит! – я оттолкнула опешивших от моего крика парней и кинулась наперерез Эдварду, направившемуся было к письменному столу: – Прекрати!
Если бы я еще способна была плакать, я бы уже разревелась, как последняя истеричка. Но я не могла. Слишком устала. Слишком запуталась.
- Хватит! – заорала я ему прямо в лицо. – Ты меня пугаешь! Слышишь?!
- Свон… - кажется, настолько злобно он еще ни разу не произносил мою фамилию. – Иди ты знаешь куда…
- Куда? – прошептала я, бесстрашно глядя в его суженные от злости глаза. – Ну, скажи, куда мне идти, Каллен? Мне и идти-то теперь некуда, на самом деле. У меня двоюродных тетушек нет. У меня вообще никого, кроме вас, нет. Кроме тебя, в том числе. А ты меня пугаешь. Тебе больно, я понимаю. Но не тебе одному.
Краем глаза я заметила, как Эммет и Джаспер выскользнули за дверь, видимо, не желая становиться свидетелями очередной безобразной сцены.
- Мне… не больно, - Эдвард поморщился. – Я просто устал.
- Ну, конечно, тебе больно. И, конечно, ты устал. Но… зачем это все? – я обвела руками комнату, больше напоминавшую сейчас полигон для испытаний ядерного оружия.
Каллен резко шагнул в сторону, запустил дрожащие руки в волосы, чертыхнулся сквозь зубы, поднял на меня затравленный взгляд и замотал головой, словно выбрасывая из головы какие-то ненужные и пугающие его мысли.
- Я не знаю. Просто… я думал, хуже уже быть не может. Думал, после смерти отца… - по его лицу пробежала болезненная судорога, - будет лишь боль. Но это не так. Я так злюсь.
- На кого? – я осторожно взяла его за окровавленную руку, и, присев на краешек кровати, потянула его за собой. Как ни странно, Каллен легко повиновался, расположившись рядом.
- На Льюиса, потому что он, очевидно, ведет какую-то игру с нами. Та женщина, что была в его кабинете. Я знаю ее. Она частый гость в нашей школе, но никто никогда не мог сказать с уверенностью, зачем она сюда постоянно наведывается. Очередная чертова загадка… Я злюсь на братьев за то, что они справляются со всем этим дерьмом лучше, чем я. На отца… потому, что он ушел. На тебя… - он горько усмехнулся, откинувшись назад.
- Потому что думаешь, что это я могу быть виновата в смерти Карлайла? – язык не слушался. Хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать того, что он ответит.
- Нет, конечно, - в его голосе послышалось слабое эхо удивления. – Даже сейчас ты не можешь прекратить говорить глупости, да, Свон?
Слабая попытка пошутить. Но я заставила себя улыбнуться. Он разговаривал со мной. Уже за это я была благодарна.
- Тогда за что?
Он закрыл лицо ладонями и пару раз глубоко вздохнул. Устал.
Как же мне было трудно удержаться от того, чтобы просто обнять его. Утешить.
Но я понимала, что не имею на подобные действия никакого права. А еще я дико боялась, что он просто-напросто отвергнет все мои попытки помочь.
- Ты никак не оставишь меня в покое. Все время рядом. А я не хочу ни с кем разговаривать. Я не хочу ничьей… жалости.
- Каллен, это не жалость. Я рядом, потому что… - я тоже легла на спину и закрыла глаза. – Потому что мне это нужно. Чтобы не рассыпаться на части самой. Чтобы удержаться в реальности. Мне нужно быть рядом, потому что с тобой мне становится чуточку легче.
- Почему?
Я медлила с ответом. Слишком сложная для меня тема была поднята. Слишком личная.
- Свон, просто скажи, - попросил он, приподнявшись на локтях, судя по шуршанию усыпанного щепками покрывала.
- Ты меня спасал уже тысячу раз, - неохотно призналась я, даже с закрытыми глазами ощущая на себе его изучающий взгляд. – Ты помогал мне, несмотря ни на что. И сейчас… мне снова нужна твоя помощь. Чтобы справиться со всем этим, как ты выразился, дерьмом.
- Я и себе-то не могу помочь, Свон, - досадливо отозвался он.
Я открыла глаза и слабо улыбнулась, рассматривая его расстроенное лицо:
- Поэтому-то я и предлагаю поддержать друг друга. Себе мы помочь не можем, а друг другу – вполне. Только не уходи в себя. Не закрывайся.
И как только я это произнесла, то немедленно осознала, что это было именно тем, чего я хотела от Эдварда. От его братьев и своих подруг. От себя самой, в конце концов. Взаимной поддержки. Некоего единения, что ли…
- Вечно тебя посещают какие-то сумасшедшие идеи, - пробормотал Эдвард, укладываясь обратно на спину.
- Тебе не нравится? – я вновь закрыла глаза, боясь услышать его категоричный отказ.
- Нравится, Свон, нравится… - он осторожно и словно бы нерешительно обнял меня рукой за плечи, и перекатил к себе на грудь. – Самому не верится, что это говорю, но, похоже, на этот раз ты права.
Уткнувшись носом в его рубашку, я тяжело задышала, чувствуя чертовы слезы, подкатывающие к глазам. Напрасно я думала, будто выплакала их все.
В руках Эдварда я снова ощутила себя слабой и ранимой. Я была уязвима, но рядом со мной находился тот, кто, я уверена, смог бы меня защитить, что бы ни случилось. Я просто знала это.
- Опять сырость разводишь? - Эдвард провел рукой по моим волосам. – Не люблю я женские слезы.
- И я, - жалобно всхлипнула я, пристроив руку ему на плечо.
Он надсадно засмеялся, и я еще крепче прижалась к нему. В его смехе не было счастья, веселья или радости. Но в нем была жизнь…